 |
Проза Angie McKeyЧерное и белоеВ дачном поселке жила ничья собачонка по прозвищу Жука. Она была добрая и застенчивая до крайности. Ее черные глаза светились умом и кротостью. На черной как смоль шерсти уже кое-где пробивалась белая седина. Все понемногу подкармливали ее и она перекочевывала от одного домика к другому и никто (почти, конечно, никто) ее не прогонял. Выросшая среди людей, она видела, что люди могут и накормить, и обогреть, и обидеть, прогнать или побить, причем просто так, не из доброты или злобы. Ее черные блестящие как угольки глаза глядели так, что, казалось, она знает про нас, про всех что-то такое, что мы сами о себе не знаем или не хотим знать или скрываем от себя и других... Она была ласковая и умная, прекрасно понимала интонации человеческого голоса. Забавно было смотреть, когда начинаешь ее ругать строгим голосом в шутку, от нечего делать, а она, поджав хвост и опустив к земле голову, понуро уходит в сторону. Тут же позовешь ее: "Жука! Жука!" и она, виляя хвостом и повизгивая от радости, бросается лизать тебе руки... Но вот пришла зима. И пришло время Жуке ощениться. Зимой на дачах никто не живет, и она свободно выбрала себе место для логова. Она нашла его под низким навесом у одного из неказистых домиков. Сюда не задувал холодный западный ветер и не залетали капли дождя. Вот здесь она и ощенилась. В один из январских дней с вечера пошел снег. Белый, пушистый, нежный снег. Он ложился на грязную землю, окутывал черные ветви. Кругом стало красиво и торжественно тихо. Жука с радостным лаем, как будто впав в свое давно прошедшее щенячье детство, бегала по белому снегу и в восторге ловила разгоряченной пастью снежинки на лету. Она радовалась, что пошел снег, что скоро придет весна, будет тепло и в поселок вернутся люди и будут так же как и раньше давать ей вкусные объедки... А снег валил все гуще и гуще, снежинки становились мелкими, колючими. И собака решила, что пора возвращаться к щенкам. Разгребая передними лапами небольшой сугробик, что намело у входа в логово, Жука пролезла под навес к своим маленьким щеночкам. С ними было тепло и уютно, они сосали ее молоко, а она, полуприкрыв глаза, смотрела на падающий в сиреневых сумерках снег. На душе было спокойно от царящей вокруг тишины, от мирного посапывания спящих толстогузых щенков. Сон наливал веки свинцом и голова клонилась все ниже и ниже. И вот Жука спит и видит сны про жаркое лето, про людей, дающих ей еду, про теплое ласковое солнце, которое так приятно греет, про ароматную мягкую траву. А снег все падал и падал. Под его мертвенной тяжестью стали ломаться ветви деревьев. Садовые домики постепенно превращались в сугробы, заметенные под самую крышу. Вот уже не стало видно и крыш. Только верхушки вытянувшихся груш напоминали, что на этом заметенном снегом склоне горы стоит дачный поселок. Ее разбудили холод и настойчивые повизгивания недовольных проголодавшихся за ночь щенят. Наскоро покормив их, собака решила отправиться на поиски пропитания для себя. Но что это? Там, где вчера был аккуратно вырытый в пушистом снегу лаз, стояла холодная ледяная стена спрессованного, как цемент, снега, заледеневшего от дыхания Жуки и ее щенков. Она принялась разгребать его когтистыми лапами. Она стала грызть его зубами, кидаться на него грудью. Но снег не поддавался... Ей хотелось поскорее вырваться наружу, на свет, увидеть чистое небо и яркое солнце, глотнуть свежего, морозного воздуха. Но там, наверху, над трехметровым слоем снега не было солнца. Там валил и валил белый, пушистый снег, скрывающий и землю, и деревья, и чистое небо, и яркое солнце холодным, непроницаемым белым саваном... Назад |  |
