Проза ilko

Вот такой Андерсен

     Я закрыла томик Андерсена и вздохнула, давая сказкам возможность осесть на дно моей души. За окном электрички мелькали дачные домики в обрамлении зазеленевших деревьев. Цветные спины любителей огородов то тут, то там пестрели на черной, готовой к посевам, земле. Я представила себя на их месте и улыбнулась. Никогда не смогу так, как они ковыряться в земле, разминая пальцами каждый комочек, засеивать, а потом пол-лета ждать урожая. Мои мысли невольно вернулись к сказкам. Я представила как бедная Элиза из "Диких лебедей" нежными руками избалованной принцессы, рвала крапиву, мяла ее ногами, а потом плела рубашки, не представляя себе даже технологии вязания. "Я бы справилась", - подумала я.
    Объявили мою остановку, быстро накинув рюкзак на плечо, я рванула на платформу. Электричка отошла. Пьянящий загородный воздух ударил в голову. Я закрыла глаза и вздохнула его полной грудью. Но когда я их открыла, платформа исчезла, а вместе с ней рельсы и телеграфные столбы. Вместо них вдаль леса уходила неровная просека, заросшая травой. Сначала стало смешно. Я помотала головой, протерла глаза, как полагалось в различных приключенческо-фантастических книгах и фильмах, но ничего не изменилось. Стало не смешно.
    Не пытаясь ничего себе объяснить, я, хмыкая, отправилась вдоль просеки, в надежде встретить тех же дачников, домики которых в изобилии располагались вдоль железнодорожных путей. Протопав в довольно бодром темпе почти час и никого не встретив, я запаниковала. Во-первых, я не узнавала лес, во-вторых, этого просто не могло быть. Стало страшно.
    Уморившись, я села под сосной и закурила. Под ложечкой стало неприятно посасывать. Достав из рюкзака "Сникерс", я оторвала фантик и уже приготовилась откусить, манящий шоколадным запахом батончик, как в глубине леса послышался голос. Подавив желание, немедленно кинуться на встречу, я отползла поглубже в лес и расположилась за елкой, внимательно наблюдая за просекой. Несмотря на то, что я была напугана и дезориентирована, я прекрасно понимала, что помимо дачников в этом лесу могут ходить и бандиты, и маньяки, да и просто пьяные подростки, у которых тоже неизвестно, что на уме. Каково же было мое удивление, когда на просеке показалась полуразвалившаяся телега на деревянных колесах, запряженная рыжей лошадью, которую лениво погонял грязный мальчика лет 13-ти с соломенными волосами, одетый в холщовые штаны и рубаху. Он что-то неразборчиво бормотал на ухо лошаденке, а та махала хвостом, и качала головой в такт шагам. Первой моей мыслью было предположение, что здесь снимают кино о средневековье. Второй, что все-таки нет, потому что мальчишка остановился и, сняв штаны, помочился прямо на дороге. От увиденного я присвистнула и тем самым спугнула птицу. Мальчишка меня заметил и, подхватив уздцы, громко заорал что-то лошадке на ухо. Та, радостно заржав, припустила мелкой рысью, паренек побежал за ней, постоянно оглядываясь и крестясь. Я кинулась вслед за ним.
    - Постой! Эй, парень! Стой! Чтоб тебя! - орала я ему, - ничего я тебе плохого не сделаю! Стой!
    Но от моих криков он припустил еще быстрее. Догнать его не удалось. внезапно лес закончился и я оказалась на краю большого поля, на котором мирно работал люди. Руками и мотыгами. Одетые как и мальчишка, в холщовые одежды.
    Паренек громко крича, что-то типа "Дьяволе", прямо вместе с телегой несся по вспаханной земле. Я остановилась. Пока мальчишка что-то объяснял людям, они внимательно смотрели на меня, причем выглядели при этом не очень дружелюбно. Потом бородатый мужик с подтеками пота на рубахе, высоко поднял мотыгу и, сделав угрожающее лицо, пошел на меня, громко выкрикивая на латыни молитву, кажется Деве Марии.
    - Дурдом, - прошептала я и, не испытывая желания, познакомиться с мужиком поближе, побежала обратно в лес. Но моим преследователям видно показалось мало изгнать меня с поля, они всей толпой ломанулись в лес. Не помню, как удалось оторваться, помню только, очнулась я от того, что что-то мокрое и холодное прикасается к моему разгоряченному лицу. Я открыла глаза и обомлела. Передо мной стоял большой белоснежный лебедь и ласково касался своим мокрым крылом. Сев от неожиданности довольно резко, я не спугнула его, а наоборот, внимательно посмотрев на меня глазом бусинкой, он выгнул шею и осторожно прижался клювом к моей руке. Я улыбнулась ему. В этот момент послышался шум приближающихся крыльев, стало необыкновенно светло, и на поляну опустилась стая белых лебедей. От изумления я сидела с открытым ртом и просто смирилась с происходящим. Каждая из птиц подошла ко мне и доверчиво потерлась клювом о мою руку, в ответ я погладила каждую по тонкой шее. Лебеди дружно загоготали.
    - Сейчас, сейчас, - забормотала я и полезла в рюкзак, вспомнив, что где-то там на дне был бутерброд, вернее хлеб от него, потому что колбасу я съела как только вышла из дома и направилась к станции. На траву выпал томик сказок Андерсена, и раскрывшись на "Диких лебедях", замер. Всеми силами пытаясь изгнать очевидную мысль из головы, я пересчитала птиц. Лебедей было ровно 11, ровно 11 белоснежных лебедей, только маленьких золотых коронок на их головах не хватало. Вероятно, обронили где-то в полете. Я устало села обратно на траву и обхватила голову руками, пытаясь найти хоть какое-нибудь объяснение происходящему. Лебеди мирно разбрелись по полянке. Вдруг они все дружно взмыли вверх, сделали прощальный круг и растворились в голубом небе. Проводив их глазами, я посмотрела в сторону родника, ко мне приближалась аккуратная чистенькая старушка с вязанкой хвороста за плечами. Она подошла ко мне и погладила по плечам, потом села рядом и, положив мою голову себе на колени, начала что-то напевать. Если даже и предположить, что попала в сказку Андерсена "Дикие лебеди", то вероятно старушка была той самой волшебницей, и пела по-датски, ни слова из которого я не знала. Но мелодия была такой убаюкивающей и жалобной, что я просто разревелась. Когда я успокоилась, то старушка помогла мне умыться, а так же застирала свой передник, на котором мило отпечаталось два следа от моей туши для ресниц "Буржуа". Когда я попыталась со старушкой заговорит, та лишь загадочно улыбнулась и приложила свой палец к губам. Взяла прутик, и тут же на песочном бережке ключа, нарисовала мне дальнейшую перспективу моего пребывания в Датском королевстве. Из ее рисунка я поняла, что меня ждет не меньше, чем участь Элизы из пресловутой сказки. Я попыталась возмутиться, но старушка снова загадочно улыбнулась и нарисовала пару картинок, от которых у меня волосы дыбом встали. Короче, из них я поняла, что если не сплету рубашек из крапивы, и не превращу лебедей обратно в принцев, то жить мне здесь вечно и никогда не вернуться туда, откуда пришла, а так же мучаться совестью за безвинно угробленные души. Я посмотрела на все эти комиксы и была благодарна бабуле, за то, что она ни разу меня не перебила, пока я орала на весь лес, что ее место в сумасшедшем доме, вместе со мной, лебедями, Андерсеном, Данией, датчанами и еще кем-то, кем я уже не помню. Выслушав меня, бабушка развернула узелок, который был привязан к хворосту и достала оттуда льняную рубашку с замысловатой вышивкой. Я впала в транс. Пока меня заботливо переодевали, снимая джинсы, футболку и напяливая на меня рубашку, я молчала, тупо уставившись на бьющую из земли воду. Бабушка расчесала мои волосы, заплела их в косу и перетянула кожаным шнурком. Потом подобрала мою одежду, завязала ее в узелок и сунула мне его в руку. Я все еще не реагировала. Она пожала плечами и повела меня куда-то вглубь леса. Скоро мы оказались на берегу круглого озера, необычайной красоты. На его поверхности плавали кувшинки. Несмотря на мое подавленное состояние, я невольно залюбовалась ими, при этом подумав, что на дворе май месяц, а они уже цветут. Старушка показала мне довольно просторную пещеру, крапиву растущую вокруг нее и жестами показала, что "та, крапива, что растет на кладбище, мне тоже подойдет". Потом несколько раз приложила свой палец к моим губам и интенсивно помахала головой. Я хотела ей что-то возразить, но она сердито топнула ногой и пропала.
    Господи, никогда не была верующим человекам, но тут упала на колени и жарко молилась в течение, наверное, часа. Мысленно возносила к небу какую-то несусветную чушь, жмурила глаза до возникновения желтых кругов, а когда открывала, то снова видела озеро, пещеру и крапиву. Немного успокоившись, я поняла, что сказки сказками, а кушать очень хочется. Ловля рыбы способом американских индейцев результата не дала, как делать силки я не знала, нацелившись палкой на непонятную зверюшку аппетитных размеров, я не смогла лишить ее жизни. Разозлившись я уселась возле озера и, обхватив колени руками, хмуро уставилась на его гладь. Начинало смеркаться. Стало холодно. Вдруг сверху раздался знакомый шелест крыльев, и на берег приземлились "мои" братья. Все одиннадцать белых и красивых.
    "Гады," - подумала я о них про себя и улыбнулась натянутой улыбкой фотомодели. До сих пор удивляюсь, почему я тогда все же не заговорила вслух, все равно сказка. Ну кончилась бы она плохо, мало ли в жизни плохих сказок… Но все смолчала же. Лебеди принесли мне поесть, а так же огниво и кресало. Где они это все нашли ума не приложу. Но я с удовольствием умяла горку орехов, два яблока и кусок хлеба. Два других яблока я оставила на завтрак. Довольная и сытая я забралась в пещеру и, охраняемая лебедями, заснула. Странно, но мысль о родных, которые наверняка меня ТАМ обыскались, меня не потревожила ни сейчас, ни потом. Может это был здоровый эгоизм, а может неверие в происходящее.
    Утром я, наверное, минут десять силилась понять, где я, кто я, зачем я тут и почему. Мои охранники улетели, оставив после себя кучу белых перьев и горку орехов на камне возле пещеры. Такое внимание меня сильно тронуло, и я даже ощутила укор совести, взглянув на крапиву без должного энтузиазма. Умываться пришлось в озере, чистить зубы, разжеванной рябиновой палочкой, волосы расчесывать пятерней. Внезапная мысль о критических днях волной пронеслась в голове, оставила неприятный осадок и улетела на некоторое время за ненадобностью. Полдня ушло на разжигание огня. Четырежды огниво летало в ближайшие кусты, потом там долго и тщательно искалось. Трижды хворост, лежащий в ямке, злобно разбрасывался по полянке и дважды весь этот мир был послан (правда, слава Богу, про себя) в такие дали, что даже самая раскованная фантазия не в силах была их себе представить. В конце концов огонь разжечь удалось, поддерживать его оказалось значительно труднее. После столь праведных трудов, преисполненная чувством долга, я подошла к зарослям крапивы и, зажмурившись, схватила первый попавшийся стебель двумя руками. Наверное, со стороны это выглядело супртрагедийно, поэтому придало мне силы, и я как истинная актриса (каковой я себя в душе считала) принялась самозабвенно драть крапиву. Дальнейшую технологию производства волокна из крапивных стеблей, я себе представляла с трудом. Надрав изрядный пук, я поняла, что не рассчитала актерского таланта и возможностей, и опрометью бросилась к воде, опустив покрывшиеся красными пупырышками руки. Могу добавить только одно, просидеть так пришлось все ночь.
     Под утро меня сморило, и с мыслью о перчатках я заснула. К полудню нестерпимый зуд заставил меня вскочить и снова броситься к воде. Костер потух, начал накрапывать мелкий дождик, вокруг все потемнело и стало холодно. Стуча зубами, я нырнула в пещеру и с тоской глядя на мокрое огниво и кучу крапивы, расплакалась. Жутко захотелось курить. Порывшись в рюкзаке, я извлекал полуизмятую пачку "Кента" и закурила, тупо уставившись на зажигалку. Взрыв истерического хохота вырвался из моей груди. Я упала на спину и хохотала до коликов в животе. Когда смеяться сил больше не было, еле выползла наружу, набрала хвороста и, затащив его в пещеру, разожгла костер. Остальную часть дня я провела в мыслях об усовершенствовании технологии производства из крапивы рубашек. Вечером прилетели мои охранники. Приволокли с собой грубое подобие ножа, кусок хлеба и какую-то ягоду, по запаху похожую на малину, а на язык безвкусную. Подкрепившись, я вырыла в углу пещеры ямку, уложила ее листьями мать-и-мачехи, и засунула туда рюкзак с джинсами, кофтой и рубашкой. Футболку пришлось разрезать и соорудить из нее что-то наподобие перчаток. Потом я нашла две ровные палочки и застругала их с концов, получились довольно приличные спицы для очень крупной вязки.
    На утро дело пошло скорее, руки у меня были закрыты, а на ноги я надела кроссовки, размяв ими стебли. Я, конечно, понимаю, что по сказке Элиза должна была все делать голыми руками и ногами, но у нее кроссовок не было, их тогда вообще в природе не было, значит, и в данным момент их как бы тоже не было. Уф. В общем, удалось мне намотать довольно большой клубок крапивных ниток и я приступила к работе. Жаль я не знала размеров моих "братьев", было бы проще. Просто я предположила, что лебеди поменьше - младшие, значит на них и петель набирать надо меньше, а покрупнее - братья постарше, им и кофты больше. Теперь я целыми днями вязала и думала. Времени для дум у меня было хоть отбавляй. Я вспомнила всю свою жизнь до этого фантастического приключения, осмыслила кое-какие свои поступки, порадовалась, что когда вернусь, то научусь наконец молчать. Даже было очень хорошо, что кроме лебедей никого рядом не было, иначе я обязательно бы проговорилась и все испортила. А домой так хотелось. И заботила меня, конечно же, не судьба этих несчастных принцев, а моя собственная. Где-то через две недели одна рубаха была готова, мысленно прикинув сколько времени мне понадобится, чтобы сделать еще 10 таких же, я пришла в ужас. Мой отпуск заканчивался в августе, и мне кровь из носа надо было быть на работе. Бред, все это ужасный бред воспаленного после бурного и продолжительного пьянства мозга. Я не могу быть здесь, потому что этого мира не существует, я сплю и мне все это сниться. Такие мысли обуревали меня на протяжении всего дня. В конце концов пришлось найти еще более толстые палки и сделать спицы в диаметре 3 см.
    Вечером лебеди не прилетели. Сначала я не придала этому значения, но когда стемнело, а я так и не услышала привычного шелеста крыльев, мне стало не по себе. Накину сверху травяную рубашку, я вышла на берег озера и простояла там довольно долго, но они так и не появились. К утру я просто запаниковала, с нежностью вспоминая их тонкие шеи и умные глазки бусинки, я поняла, что скучаю и волнуюсь. Кажется, тогда я первый раз поняла, как тяжело было Элизе смотреть на своих братьев, ждать их вот так каждый вечер с замершим от волнения сердцем. С первым лучом солнца, когда я уже начала засыпать от усталости в небе наконец зашелестели крылья моих собратьев по несчастью. Они опустились на гладь озера и как только солнце осветило его, из воды на берег вышло 11 молодых людей. Господи, у меня дух захватило и коленки подогнулись. Целый день я ходила как сомнамбула, окруженная вниманием и заботой 11 очаровательных мужчин, в возрасте от 14 до 20 лет (среди них были близнецы и двойняшки). Они меня целовали, обнимали, говорили какие-то ласковые слова, я как дура кивала им головой, гладила их и плакала. Не поверите, но мне тогда так захотелось, чтобы вся эта толпа действительно была бы моими братьями. В тот день я первый раз за две недели поела жареного мяса. Правда, когда они попытались объяснить мне причину своего превращения, я ничего не поняла, потому что разговаривать они продолжали по-датски (по крайней мере, я так думала). Под вечер я уже еле держалась на ногах и уснула на руках у самого старшего, широкоплечего Ману (кажется, его звали именно так).
    Когда я проснулась, никого рядом не было, только белая роза лежала на моей груди. Я невольно прослезилась и преисполненная чувства любви и нежности к своим "братьям" за неделю связала целых 2 с половиной рубахи. Когда я в воскресенье (а может понедельник, я потеряла счет времени) разогнула спину, то поняла, что мне просто необходим день отдыха. Отложив все дела, я скинула с себя одежду и с удовольствием поплавала, наверное, час (к тому времени часы у меня тоже встали). Когда я вылезла из озера, то мне стало ясно, что неприятные женские дни бывают и в сказках. Пришлось пожертвовать рубашкой из рюкзака и три дня не вылезать из пещеры, что тоже пошло на пользу, на свет появилось еще 2 рубахи.
    Однажды утром, проводив своих новоявленных родственников и, развесив шесть рубашек сушиться возле пещеры, я надела на руки то, что совсем недавно было футболкой, купленной мною в Испании, как сувенир, и принялась рвать крапиву, которая за последнее время стала еще больше и злее. Вдруг к привычной лесной тишине примешался какой-то незнакомый гул. Я прислушалась. Боже мой, это была охота. Отчетливо слышался топот копыт, звук рогов и лай собак. Как я могла забыть, ведь по сказке Элизу здесь должен встретить король, полюбить и жениться на ней. Последнее в мои планы как то не входило. Нет, конечно, против брака с королем (перспектива и все такое…) я ничего не имела, но делить с ним брачное ложе, извините. Самое страшное, что убежать я тоже не могла, иначе весь ход этой истории был бы нарушен, и Элиза с братьями никогда бы не обрела счастья. "Придется страдать," - подумала я. Подбежав к озеру, я наскоро привела себя в порядок, распустила волосы, с удовольствием подумав, что во дворце меня должны обязательно вымыть и возможно с мылом. От предвкушения горячей ванны и пены я зажмурилась и улыбнулась.
    В этот момент на поляну, разгоряченный скачкой, выехал король со свитою. Огромная легавая хотела было прыгнуть на меня, но вдруг на полпути остановилась и, поджав хвост, удалилась, видимо почуяла во мне выходца из другого мира. За ее передвижениями внимательно проследил молодой человек в церковном одеянии.
    "Так вот ты какой, Архиепископ…" - подумала я, но взгляд мой скользнул на короля. Сделав как можно более испуганное лицо, которое, наверное, подобало к данной ситуации, я смело посмотрела ему в глаза. Король был хорошо собой, ничего не скажешь: орлиный профиль, темные умные глаза, копна вьющихся волос… Но чего-то в нем не хватало, чего-то, что было в Архиепископе, который мне понравился больше.
    Король что-то сказал мне, я хотела ответить, что не поняла, но вовремя осеклась и потупила взгляд. По крайней мере, так было написано в книге. Архиепископ что-то ему объяснил, потом обратился ко мне, но я даже не прореагировала. Судя по удивленным взглядам, меня приняли не только за немую, но и за глухую. От этой мысли я покраснела. Король спешился и подошел ко мне вплотную, от него приятно пахло потом и кожей. Он склонил ко мне голову и что-то прошептал на ухо. Я потом узнала, что он сказал, что потерял голову, как только меня увидел. Не знаю, как это возможно, но не скрою еще чуть-чуть и готова была потерять голову из-за Архиепископа. Но чего не сделаешь ради любимой миллионами сказки, я улыбнулась королю и, на всякий случай, подала свою руку.
    Дальше все было как по сценарию. Меня посадили на красивую лошадь, привезли в дивный (по средневековым меркам) замок и отдали на руки заботливым мамушкам-нянюшкам, как я их про себя прозвала. Каково же было мое удивление, когда одна из них, приговаривая на чистом старорусском языке, начала наливать мне кадку, которая заменяла в этом дворце ванную. Тронув ее за плечо, я дала понять, что понимаю ее. Чего я только не узнала от болтливой нянечки или служанки: и что де архиепископ деспот и самодур и что сгноит он меня, как пить дать голубку нашу, и глаз у него дурной, и что ведьмою он меня считает. А вот король умный да смелый, да красавец писаный и так далее и тому подобное. Потом, когда меня уже вымыли, она сказала, что король вознамерился на мне жениться, прямо в конце недели. У меня челюсть отвисла! Я понимаю, что сказка сказкой, но в конце концов, а меня кто-нибудь спросил? Потом меня безусловно волновала судьба моих братьев и их кофточек.
    Когда меня привели в полный порядок: уложили волосы, умаслили различными маслами, одели как подобает невесте короля, я не удержалась, чтобы не покрутиться возле огромной свинцовой пластины, которая заменяла зеркало. Жизнь впроголодь и на свежем воздухе явно пошла мне на пользу, появился здоровый румянец, исчезла излишняя полнота, фигура стала подтянутой, даже можно сказать спортивной. Я не удивилась, что король так быстро решил создать со мной семью (наверное, я себе просто польстила).
     Когда меня привели в тронную залу, стоящий вдоль стен народ. расступился и пока я шла навстречу королю, разглядывали меня кто во что горазд. Кто с любопытством, кто с восхищением (в основном пожилые мужчины), кто с ненавистью, насторожено, но вот равнодушно точно никто. Мне было не по себе от этих взглядов, так и хотелось взять да показать им язык, или, еще чего хлеще, пропесочить при помощи мата всю их родню до 8 колена, все равно ничего не поймут.
    Не буду описывать всю церемонию представления меня народу, это не интересно. Скажу только, что под вечер отвел меня король (как его зовут, кстати, до сих пор не знаю) в маленькую комнатку в подвале замка, указал на кофточки, кипу соломы и великодушным жестом подарил мне от этой конурки ключ. Я была ему признательна, чмокнув в щеку, чем вызвала бурную радость с его стороны. Может, конечно, я и не должна была этого делать по канонам сказочного времени, но так хотелось быть вежливой.
    Ко дню свадьбы у меня было готово 7 с половиной рубашек. Я уже мысленно подсчитывала, что при таком темпе работы, недели через три меня тут не будет и торжествовала, но внезапная неприятность испортила мне все планы. Видно крапива слишком долго лежала в сыром помещении, на ней образовалась плесень, и она оказалась слишком ломкой для вязания, постоянно рвалась.
    Сама фраза "да еще так, что растет на кладбищем может тебе пригодится" ужаса в меня не вселяла, что я там на кладбищах не видела, одно меня беспокоило, успела ли я как Элиза, когда меня застукаю в обществе ведьм, доплести рубашки. Все же я не стахановец, да и надоело мне все это порядком. В общем я решила подождать, вот женится на мне, тогда пойду на кладбище.
    В ночь перед свадьбой, ко мне пришел Архиепископ и на ломаном английском, спросил кто я, откуда, какими чарами воспользовалась, чтобы околдовать короля, где я прячу амулеты поклонения дьяволу. Половины я не поняла, если не больше, да особо и не вслушивалась, все равно отвечать не придется. Тут он меня как за плечи взял, да как начал трясти и что-то по-своему лепечет, лепечет, и такой красивый… ну я и разозлилась. Он аж оторопел от того, что я него посмела руку поднять, давай меня своим крестом прикладывать, да все норовил рукой к груди прикоснуться. Тут я и поняла, никакого дьявола ему не надо, влюбился он в эту несчастную Элизу, поэтому и к костру приговорил, потому что жил всю жизнь по принципу, так не доставайся же ты никому. Я жестом показала ему, что типа проваливай, а сама улеглась спать. Когда за ним захлопнулась дверь, я подумала, что против своей мужской природы не попрешь, будь ты хоть ангел с крыльями, хоть бес с рогами. Ночью разыгралась страшная гроза, выл ветер, грохотал гром, а я спала без задних ног. Зато с утра от нянечки узнала, что Архиепископ всю ночь рвал и метал, орал, что я ведьма, и это я наслала такие несчастья в виде гнева небесного. Что я могу сказать, темное время, отсталые люди.
    Сама церемония бракосочетания потрясала. Церковь изумляла своими размерами, народ серьезностью, Архиепископ злобой, которая, казалось, струилась с его пальцев, король торжественностью. По ходу дела, только я никого не изумляла, кроме себя, и то мыслью, что я тут вообще делаю. А еще меня крайне беспокоила перспектива брачной ночи, но я пока решила о ней не думать. Не могу сказать, что я очень уж пуританских взглядов, но прыгать в постель к первому встречному не привыкла, даже если он король и вроде как муж.
    В конце церемонии, Архиепископ, ни на чуть-чуть не отступая от предписанного ему текстом незабвенного Андерсена, с силой надел мне на голову королевскую корону и объявил меня новой королевой. Народ возликовал и до самого вечера весь дворец, а также прилегающие деревни пили, пели и плясали.
    С наступлением темноты нас отвели в брачные покои. Набрав побольше воздуха и безудержно красней, я показала жестами, что, увы, не могу составить сегодня своему супругу компании в постели, в связи с только что начавшимися женскими делами. Мой супруг, скажу я вам, оказался безумно понятливым молодым человеком, поцеловал меня в губы и, видимо пожелав спокойной ночи, завалился спать. Вскоре, по его тихому посапыванию стало ясно что он заснул. Я выскользнула из постели, накинула на себя плащ и тихо продвигаясь вдоль стен, пошла в башню. Мне надо было посмотреть из окна, где находиться кладбище, чтобы в следующую ночь совершить вылазку. Операция прошла успешно, по крайней мере, никого я не обнаружила, следящим за мной из-за каждого угла.
    На следующий вечер король не задал мне ни одного вопроса и сразу заснул. Я была поражена мудростью этого малознакомого человека, а также его порядочностью. Мне предстояла вылазка на кладбище. Со средневековыми средствами делать это было крайне трудно. Факел тащить - глупо, запалит всю малину на первых минутах, фонарика у меня не было, пришлось в полной темноте идти к замковым воротам. Хорошо, что в эту ночь было полнолуние и, когда луна показалась из-за туч, радости моей не было предела.
    Надрав крапивы, не без помощи все тех же варежек из футболки и никого не встретив, я с чувством исполненного долга, отнесла все в подвальчик, там размяла ее и за полночи сплела нитки. Мне оставалось всего 3 с половиной рубахи, а на дворе уже был июль...
    С утра меня никто не будил. Я спала столько сколько хотела, единственное, король с утра поцеловал меня в губы долгим тоскливым поцелуем, я от него проснулась, но глаза не открыла. Он посопел немного и умчался на охоту. За этот день я доделала восьмую рубашку и приступила к девятой. Скоро по Андерсену должна была грянуть буря. Я не знала, сколько мне придется сидеть в подземелье, и успею ли я доплести эти рубашки, поэтому я использовала для плетения каждую свободную минутку.
    На третью ночь король любезно поинтересовался, не готова ли я еще разделить с ним ложе, я ответила: нет. Он понимающе покачал головой, но по его глазам я поняла, что на следующую ночь эта шутка не пройдет. Когда он заснул, я спустилась в подвал и обнаружила, что мою крапиву кто-то изгрыз. Делать нечего, пришлось снова тащиться на кладбище.
    Надрав крапивы, я повернула назад, но тут из-за крестов с дикими криками посыпались какие-то грязные, оборванные женщины с метлами в руках, и закружили меня в диком танце. Я бы им достойно ответила, да жалко было бросать крапиву, а еще у меня мелькнула мысль: "Вот и развязка, ай да Архиепископ, а да сукин сын, интересно много он заплатил этим бабкам, чтобы они разыграли из меня ведьму?"
    Кое-как они от меня отвязались. Я брела к подвалу и чувствовала себя не очень хорошо, мне было неудобно перед королем за то, что ему придется разочароваться во мне. Мой муж встретил меня в каморке, был мрачен и подвален. Покачав головой, и ничего мне не сказав, он вышел, заперев за собой дверь. Я разревелась. Почему-то мне стало его безумно жалко. Успокоившись, я собралась и приступила к делу. У меня в запасе было минимум два дня и две ночи. Пока суд да дело, накручивание толпы, думаю - успею, только бы хватило крапивы. Видно в порыве творческого подъема за эту ночь и пол утра я закончила еще полторы рубахи. Осталась последняя. Спокойно вздохнув, и решив, что завтра еще целый день, я улеглась спать. Меня разбудил грубый пинок. Судя по отвратительному выражению лица, разбудившего меня тюремщика, я поняла, что еще одного дня у меня не будет. Я знала, что все закончится хорошо, но тем не менее пока Архиепископ меня причащал и читал надо мной молитвы, я дрожала как осиновый листок, трясущимися руками пытаясь плести рубашку. Потом меня переодели в серую робу, под конвоем водрузили на телегу и, приковав к шесту, который торчал из ее пола, обложили моими рубашками.
    Я старалась не смотреть по сторонам, потому что знала, что я увижу и услышу в толпе: искаженные злобой лица и тупые ругательства. Я плела и молила Бога, чтобы лебеди, которых я же давно не видела, прилетели. Мои руки лихорадочно летали над работой, я делала огромные узлы, путала нить, но продолжала плести. Главное успеть, эта мысль не давала мне покоя всю дорогу. Я не знаю, чего мне тогда хотелось больше, благодаря своей работе вернуться домой, или расколдовать лебедей. Наверное, второе.
    Наконец мы достигли площади. Толпа восторженно взревела. Я ощутила себя животным, которое показывают в цирке за деньги, а за кусок хлеба просят встать на голову или сплясать. Когда Архиепископ приблизился ко мне для последнего слова церкви, я не выдержала, и слезы покатились по щекам. Я видела, как на мгновение, лицо стража церкви дрогнуло, а потом снова превратилось в бесстрастную маску. И тогда мне стало по настоящему страшно. Ведь даже, если лебеди прилетят, мне не будет пощады. Он сделает все, что от него зависит, чтобы уничтожить меня, потому что я догадалась об его тайне.
    Вся моя мольба и надежды обратились в сторону короля. Если он действительно любит Элизу, то лебеди должны убедить его в невиновности жены. Но я тщетно пыталась поймать взгляд короля, он сидел на своем троне, закрыв лицо ладонями. Весь его вид показывал, что он безумно опечален происходящим, но пойти против воли церкви не может. Смутное время, дикие нравы….
    Я плела. Плела, когда Архиепископ зачитывал приговор и перечислял все мои преступления. Плела, когда меня поставили посреди вязанки хвороста и цепями прикрепили к столбу. Плела, когда запалили факелы, но когда палач подошел ко мне вплотную и что-то меня спросил, а огонь опалил своим жаром, силы оставили меня. Ноги подкосились, голова закружилась, и все явственнее стало ощущение неизбежной гибели.
    И вдруг! Какое замечательно слово! И вдруг, как по мановению волшебной палочки, стало светлее, послышался знакомый шорох крыльев и на кучи хвороста вокруг меня приземлилась стая белых лебедей. Толпа ахнула. Я рыдая, дрожащими руками разбирала рубашки и накидывала их на своих братьев. Как только крапива касалась перьев, над хворостом во весь рост вставали принцы и загораживали меня собой. Только последнему самому младшему не хватило чуть-чуть, всего рукава, чтобы вновь стать человеком. Вместо руки у него белело крыло, но он все равно мужественно улыбался. Когда меня отвязали от столба, король кинулся мне на встречу, а один из принцев, кажется Ману, кричал толпе какие-то слова, на которые толпа реагировала одобрительным гулом. Я не увидела, что произошло дальше. Король только успел подхватить меня, как я потеряла сознание.
    Очнувшись от внутреннего толчка, я открыла глаза. За окном мелькали дачные домики, электричка продолжала свой путь, а на коленях у меня лежал раскрытый томик сказок Андерсена.
     - Станция "Дачники" - объявили по селектору, я еле успела подхватить рюкзак и выбежать на платформу. Пьянящий загородный воздух ударил в голову, но глаза я почему-то не закрыла. Мало ли что. Мотнув головой, я побрела на дачу. Может быть, все что со мной произошло и сон, да вот только кроссовки пришлось выбросить, настолько в них впитался травяной сок, что из белых они превратились в зеленые, а футболку, привезенную из Испании и рубашку, я на себе вообще не нашла, так и ходила все выходные в одной кофте….


Назад