Проза Линваля

Дневник одного путешественника

Вчера стащил лодку, катаюсь. Хорошо...
Сегодня опять пошёл кататься, но случайно попал в поток морского течения. Плохо. Кроме трёх бутылок шампанского, шести пива и одной водки ничего. Только закуска да запивон по-мелочи.
На следующий день. Берегов давно не видно, но недавно недалеко проплыл океанский лайнер. Все пассажиры выбежали на палубу и махали руками, подбадривая киками: "Гут травелер! Хапи Нью Ир!" - пока не скрылись из виду. Придурки.
К вечеру шампанское закончилось, а я чуть не вывалился за борт пытаясь поцеловать проплывающую акулу. Милашка...
Ещё через три дня. Подошло к концу изобретение Менделеева. Большая часть закуски тоже. Понял, что мешать пиво с водкой последнее дело. После продолжительного излияния не успевшей переварится пищи, около лодки повсплывала рыба. Собрал, радуюсь, что снова обеспечен пропитанием. Чуть позже на вертолёте прилетел упитанный дяденька со спортивного вида подручными. Укоризненно покачал головой, погрозил пальцем и сообщил, что ещё раз - и он меня потопит вместе с моим китобойным судном. Ничего не понял, но на всякий случай кивнул головой. Дядюшка смилостивился и скинул объёмистый пакет. "Какой душка!" - разворачиваю... Листовки "гринписа". Долго ругаюсь на золотистую дорожку восходящего солнца, а потом глубокомысленно добавляю: "Придурок...."
День пятый. С трудом доел рыбу. Как ни странно, но в сыром виде она чем-то уступает жаренной. Как только её едят эскимосы? Уже снова хочу добавить глубокомысленную фразу, но, с подозрением посмотрев на низкие облака, сдерживаюсь. Мало ли что...
День шестой. С удовольствием съел бы и рыбу, но слишком мало пива и, как назло, не испорченного.
День седьмой. Хорошенько подвело живот. Допил последний глоток воды. Всё. Больше запивать нечем и нечего. Плохо. Даже хуже, чем когда подхватило потоком.
День восьмой. На крейсерской скорости проплываю мимо небольшого островка, поросшего банановыми и кокосовыми пальмами. Несколько туземцев с интересом меня рассматривают, свесившись с нависающих над водой пальм. Пригляделся. Оказалось обезьяны. Те, поняв, что мне до них не достать, начли массированную атаку. Огонь хоть и плотный, но косой. После неудачной попытки выловить гроздь бананов, упавшую совсем рядом с бортом, разозлился и в сердцах крикнул: "Дуры!" Наверно, зря. Сразу после этого в голову, на всякий случай прикрытую солидной пачкой гринписовских листовок, влетел кокосовый орех...
Вечер девятого дня. С трудом поднимая раскалывающуюся от боли голову, обвожу бескрайние океанские просторы мутными глазами и, прошептав устало: "дуры..." - снова впадаю в забытье.
День десятый. Голова почти прошла, призовой орех съеден, а его скорлупа превращена в ёмкость. На всякий случай.
День одиннадцатый. С тоской гляжу в океанские глубины в поисках подруги. Приплыл муж и чуть не отхватил пол руки. Придурок...
День двенадцатый. Ещё пару таких дней и я не жилец. С тоской глянув вперёд, замечаю что-то, возвышающееся над водой. Вспомнил лайнер. От раздражения хотел выбросить первое, что попалось под руку за борт. Ближе всего лежали листовки. Вспомнил укоризненного дяденьку и передумал. Мало ли чего. К вечеру оказалось, что прямо по курсу приличных размеров остров. В голове начал лелеется план отмщения обезьянам, хотя бы и местным. Поздно вечером лодку прибило в небольшую бухточку, в которую, весело журча, вливался ручеёк. Очень обрадовался! Перевалился через борт и зашлёпал к берегу. Не успел напиться, как вспомнил про оставленное без присмотри плавсредство и бросился вытягивать его на берег. Мало ли что... Наконец-то, смог спокойно попить. Непонятно откуда рядом с ручейком оказался жаренный фазан, насаженный на деревянную палку. Несказанно обрадовался такому подарку судьбы! Съел подарок, а кости оставил про запас (сами знаете почему). Вспомнил, что Робинзон, когда попал на необитаемый остров, сперва от всякого зверья ночью забирался на деревья. Ещё немного подумав, выбрал деревце пониже, а под ним набросал побольше веток с листьями (всё потому же).
Утро тринадцатого дня. Проснулся на земле от того, что сильно болел копчик. Подумалось, что Робинзон не иначе как находится в близкородственных отношениях то ли с кошками, то ли с китами. Почти ласково сказал, обращаясь к Дефо: "Эх, придурок..." - потом вспомнил, что про усопших или хорошо или никак и извинился. Пару раз днём замечал размалёванную рожу, мелькающую в зарослях. Интересно, откуда она взялась на необитаемом острове? Вечером раздался назойливый бой барабанов. Попытался закрыть окна, но потом, вспомнив, что я на необитаемом острове, оставил открытыми. Вечером рожи перестали мелькать и пришли в состояние покоя, весело потрясая копьями с каменными наконечниками. Сразу пришло на ум: "А что если остров обитаем?" Наверно так оно и было, потому что вслед за этим меня, сжимавшего в руках кокосовый сосуд, связали и куда-то поволокли. Тащили долго. Наконец, мне это надоело и я уже собрался возмутиться, как вдруг наше путешествие вглубь острова закончилось. Бревно, под котором я болтался со всеми удобствами, привели в вертикальное положение, после чего передо мной предстала толпа чернокожих джентльменов, наверно, подрабатывающих холстом у местного художника-абстракциониста.
Пять минут четырнадцатого дня. Туземцы разожгли костёр, стали отплясывать народный танец. Самый главный о чём-то оживлённо говорил со спортивного вида подручными, временами показывая то на чан, то на разные коренья, экзотические овощи и фрукты, а то и на меня. Поползли нехорошие подозрения. Они что, хотят меня этой антисанитарной гадостью накормить?! Придурки...
Ближе к утру придурки перепились местной самогонкой. Судя по запаху, совсем неплохого качества. Оказывается, братья по разуму живут и здесь. После того, как едва стоявший на ногах паренёк дал мне испить зелья, я преисполнился искренней любовью к малому народцу.
Днём народец проснулся с жутким похмельем и стал не совсем по-доброму на меня поглядывать. Главный разлепил опухшие веки и, посмотрев на меня, махнул рукой. Ближайший детина разрезал верёвки и обернулся к вождю, ожидая как он на это отреагирует. Тот облизнулся и кивнул. Шутки ради, я напялил кокос на голову и с наглой улыбкой похлопал детину по голову. Тот оторопел и уже собирался как-то не очень хорошо отреагировать, но вдруг заметил мой головной убор.... Надо же, сразу упал передо мной на колени и стал отбивать лбом чечётку. Вся поляна последовала его примеру. Вся, за исключением хмурящегося вожака. Тот постоял, постоял и что-то крикнул моим почитателям. Те перестали отбивать чечётку. На миг замерли, а потом с громкими криками бросились на него. Ещё через десять минут я сижу на почётном пне, а передо мной висит на шесте главный. Значит, ролями поменялись. Ну, я как мог объяснил, что ам-ам - ни-ни. Поняли, но опечалились. Бросили в хижину и поставили охрану.
День двадцатый. Живу как в раю. Все мне покланяются, а Миси-тара, ихний бывший предводитель, так и лежит. Раз в день его кормят и поят, я ведь не дикарь какой-нибудь, цивилизованный человек.
День двадцать первый. Пир в мою честь.
День двадцать второй. Похмелье. Вечером намечается пир в мою честь.
День тридцатый. Очень сильное похмелье и очередной пир в мою честь.
День тридцать первый. Ужаснейшее похмелье. Дикари опять собираются устроить пир, но чувствую, что ещё одного уже не выдержу. Позвал своего жреца и битый час объяснял, что я никакой не бог, а самый обычный человек. Мол, вы мне постройте "большая пирога", я уплыву, а там делайте что хотите. Понял. Поднял крик, на который сбежались все обитатели острова. После нескольких фраз вновь прибывшие всё поняли. Через пять минут дружного гудения, меня схватили и бросили в хижину. Видно, ещё не разуверившись окончательно, связывать не стали. Главаря же наоборот освободили. Тот (я же говорил, что он родня русскому человеку, хоть и дальняя) сразу как мельница замахал руками (потому что от слабости не мог пошевелить языком). Блудные сыны смекнули в чём дело и стали готовиться к очередному пиру. Дело это они теперь знали в совершенстве (моя школа!), а потому уже через полчаса грандиозная пьянка была в самом разгаре. Участвовали абсолютно все, даже моя охрана. Я не какой-то там туземец, не стал ждать особого приглашения и под шумок празднества смылся. Корону оставил им на память о десяти днях похмелья, пусть содрогаются в ужасе. Лодка оказалась на месте, также как и новый жертвенный фазан. Схватив его, а также наполнив водой из ручья три бутылки из-под шампанского, я отчалил. Сплюнул и с невыразимым облегчением проговорил: "Придурки..."
День тридцать второй. Жизнь хороша! Жаль только, что фазан быстро закончился.
День тридцать третий. Фазан оказался не совсем свежим; теперь рыбы должно хватить надолго. Только одно печалит: дядька всё-таки исполнил угрозу. Снова прилетел на вертолёте и его подручные сполна отплатили мне за братьев наших океанских.
День тридцать третий. Закончилась первая бутылка воды. Разложил рыбу по дну (теперь можно есть спокойно, за всё заплачено), чтобы она хорошенько провялилась.
День тридцать четвёртый. Обплываю с другой стороны обезьяний остров. Туземцы свисают с прибрежных пальм и строят рожи. Не утерпел, запустил пустой бутылкой. В ответ прилетела большая гроздь спелых бананов. Обратно отправилась благодарственная фраза: "Спасибо, дурёхи!" Грянувшая вслед за этим кокосовая канонада, не причинив никакого вреда, шлёпнулась за бортом.
День тридцать седьмой. Рыба и бананы закончились.
День тридцать восьмой. Голодно. Начинает подводить живот.
День сорок первый. Опять мимо проплыл океанский лайнер. Два пассажира тыкали в мою сторону пальцами. Вдруг один говорит: "Вован, ты глянь, чувак плывёт." "В натуре плывёт. Слушай, в натуре, в честь моего рождения не трогай, пусть живёт." Лайнер уплыл. В голове появилась и тут же, испугавшись, пропала мысль: "Придурки!"
День сорок второй. Пристал к родному берегу. Как назло, там же ошивался хозяин лодки. Отметелил за милую душу. Придурок...
Всё, больше никаких странствий и воровства. Какой же я, всё-таки, придурок...



Назад